Гениальный слесарь раздраженно замолк. Его черное
лицо блестело на солнце. Белки глаз были желтоваты.
Виктор Михайлович Полесов был не только гениальным слесарем,
но и гениальным лентяем. Среди кустарей с мотором,
которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным
и наиболее часто попадавшим впросак. Причиной
к этому служила его чрезмерно кипучая натура.
Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В собственной
его мастерской, помещавшейся во втором дворе
дома №7 по Перелешинскому переулку, застать его было
невозможно. Потухший переносной горн сиротливо стоял
посреди каменного сарая, по углам которого были навалены
проколотые камеры, рваные протекторы "Треугольник"*,
рыжие замки, такие огромные, что ими можно
было запирать города, мятые баки для горючего с надписями
"Indian" и "Wanderer"*, детская рессорная колясочка,
навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни,
масляная пакля, стертая наждачная бумага, австрийский
штык и множество рваной, гнутой и давленой дряни.
Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор
Михайлович уже где-то распоряжался. Ему было не до работы.
Он не мог видеть спокойно въезжающего в свой или
чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил
во двор и, сложив руки на спине, презрительно наблюдал
за действиями возчика. Наконец сердце его не
выдерживало.
-- Кто же так заезжает? -- кричал он, ужасаясь. -- Заворачивай!
Испуганный возчик заворачивал.
-- Куда ж ты заворачиваешь, морда?! -- страдал Виктор
Михайлович, налетая на лошадь. -- Надавали бы тебе
в старое время пощечин, тогда бы заворачивал!
Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался
было уже возвратиться в мастерскую, где ждал его непочиненный
велосипедный насос, но тут спокойная жизнь
города обычно вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением.
То на улице сцеплялись осями телеги, и Виктор
Михайлович указывал, как лучше всего и быстрее их расцепить;
то меняли телеграфный столб, и Полесов проверял
его перпендикулярность к земле собственным, специально
вынесенным из мастерской отвесом; то, наконец,
устраивалось общее собрание жильцов. Тогда Виктор Михайлович
стоял посреди двора и созывал жильцов ударами в железную
доску; но на самом собрании ему не удавалось побывать.
Проезжал пожарный обоз, и Полесов, взволнованный
звуками трубы и испепеляемый огнем беспокойства,
бежал за колесницами.
...
Стоя у колодца, гадалка и слесарь-энтузиаст продолжали
беседу.
-- При наличии отсутствия пропитанных шпал, --
кричал Виктор Михайлович на весь двор, -- это будет не
трамвай, а одно горе!
-- Когда уже это все кончится, -- сказала Елена Станиславовна,
-- живем, как дикари.
(Ц) Двенадцать стульев.